Продолжение Репы. Не знаю, что и получилось....
Часть II
«Как мучительно и горько» – думала Репа, содрогаясь в своем земляном плену от тщетных попыток силы, там наверху, вытащить ее на свет Божий.
Тем временем, Дарья, объяв своего тшедушного мужа за талию, тянула изо всех сил, а Семеныч, вцепившись в огромный стебель Репы, также прилагал все свои усилия, чтобы вырвать упрямый корнеплод из земных объятий.
Дарья сдалась первой, села наземь, утирая пот со лба огромной пухлой ладонью. Семеныч оглянулся на супругу, вздохнул, одернул рубаху грубого холста.
– Неужто барыню без пареной репы оставим? Негоже это, Дарья…
– Диву даюсь, как же ты, муженек, заботишься о здоровье нашей барыни? Лучше бы подумал о своем родном дитятке, которого жена совсем сжила со свету…
– Мишку-то? – осторожно спросил Семеныч, словно засомневался, идет ли речь о его собственном сорока восьмилетнем сыне или о каком другом неведомом дитятке.
– А кого же язва женушка со свету сживает? Сынка нашего ненаглядного, Мишеньку…
Дарья закручинилась всем своим дородным телом, зато у Семеныча родилась идея.
– А не позвать ли нам Мишку в помощь, репу тянуть?
– Семен Семеныч! – с укором сказала супруга. – Мишенька наш уставший да замученный спит сейчас на сеновале и будить сынка ненаглядного я не позволю…
– Ну тогда давай внучку позовем, Евпраксию….
– Парашку? Верно, Парашку можно. Не все ей гулять да развлекаться, да на парней заглядываться, пусть делом займется.
Внучка Евпраксия, Параша, как ее звали в семье и в имении, явилась в длинном синем сарафане, да в лентах, словно пришла не репу тянуть, а водить хороводы с местными да заезжими кавалерами.
– Это почему на тебе такой длинный сарафан? – накинулась Дарья на родственницу. – Ты, чай, не на гулянку собралась, а репу тянуть. Ну-ка быстро переодеваться, а то пожалуюсь барыне, что ты все ночи гуляешь, погонит она тебя из горничных, ох, погонит!
Параша вздохнула, повела плечами и нехотя пошла к дому, переодеваться.
Внучка вернулась в простом, коротком сарафане, но ни внучка, ни ее рабочий вид, не помогли вытащить несговорчивую слишком крупную Репу.
Часть III
Семеныч, Дарья и Параша сидели на пригорке напротив злополучной Репы, когда мимо пробегал рыжий ретривер по кличке Муха, присланный барину его соседом и приятелем Дарсиным, который недавно из патриотических соображений, в пику вражеским проискам французов и их неуемного императора, занялся разведением английских пород собак.
Семеныч задумчиво окликнул Муху, то подбежал, завилял хвостом, заискивающе заглядывая в глаза деда, видимо ожидая куска окорока, каковым его обычно кормили на обед.
– Будет тебе закуска, – молвил Семеныч, - только помоги Репу тянуть.
Муха недоуменно обнюхал огромные чуть пожелтевшие и помятые листы репы, сердито тявкнул и присоединился к компании.
Все было тщетно, Репа не поддавалась. Огромный полосатый кот с экзотическим именем Индус лениво наблюдал за усилиями тружеников, лежа на заборе, на том месте, куда попадал луч скупого осеннего солнца.
– Индус! – крикнула Параша. – Ну-ка иди сюда, помоги!
«Вот влип» – подумал Индус, в тоске оглядываясь в поисках путей для отступления. Тащить Репу, а тем более в компании наглого Мухи, который вечно гонял его по полям и съедал его порцию, у Кота желания не было.
– Рыбой накормлю, свежей! – посулил ему Семеныч. – Завтра со мной на рыбалку пойдем…
«Накормишь ты, как же» – подумал Индус, но с забора все-таки слез и, приблизившись к компании, брезгливо обнял Муху за рыжую талию.
Репа ревела и трещала, казалось, еще чуть-чуть, и она вырвется на свет, но что-то мешало осуществиться этому всеобщему желанию.
– Не хватает какой-то малости, – философски изрек Кот Индус. Вместе с именем он приобрел и по-восточному философский склад ума.
– Эх, как же барыня-то, без пареной репы… – в сотый раз протянул Семеныч.
Дарья ругнулась, Параша зевнула, Муха гавкнул. Глаза Кота хищно сверкнули: мимо пробегала Мышь, не имевшая имени, и возможно, по этой причине сбившаяся с жизненного пути. Кот исполнил ловкий стремительный бросок, изогнувшись всем своим гибким стройным телом и поймал несчастную Мышь.
– Не ешь меня, о, Кот! – пропищала та, чувствуя, как страшные челюсти сжимают ее хрупкое тельце. – Может быть я и есть та самая Малость, которой вам не хватает?
Мышь даже удивилась мысли, что родилась в ее маленькой головке в этот страшный предсмертный час, и внезапно почувствовала, что свободна: это Семеныч схватил Кота и спас Мышь от неминуемой гибели.
– Как знать, может, ты и есть та самая Малость, – сказал он. – Ты должна помочь нам, Мышь.
Семеныч взялся за Репу, Дарья – за его талию, Параша – за подол бабушкиного сарафана, Муха, с замиранием сердца, - за бока Параши, Индус с отвращением, - за шерсть Мухи, Мышь, с ужасом, – за хвост Кота.
И разверзлись земные хляби, на поверхности показалась золотая, упругая, блистательная Репа, которая улыбалась всем своим существом солнцу, дню и всему живому, собравшемуся на этом осеннем поле.
Эпилог
Где-то вдали раздался стук копыт, который становился все явственнее по мере приближения всадника.
– Барин! Барин приехал! – закричали все, когда всадник приблизился на расстояние пистолетного выстрела. Барыня показалась на крыльце, она бежала через поле, спотыкаясь о кочки, задыхаясь и что-то крича. Всадник спешился, и она упала ему на грудь.
– Зря старались, – проворчала Дарья. – Не нужна ей сегодня будет пареная репа, помяните мои слова.